Когда тебе уже за 30, не только любишь и ценишь свою маму, которой уже нет в этом мире... Но и понимаешь, какой Вклад был сделан в тебя. Сегодня так с моим сыном. Бывшая свекровь и бывший свекр, они же дедушка и бабушка, решили пойти примитивным и глупым путем, подкупить ребенка. Это просто -- завоевать любовь двухлетнего мальчика, достаточно катать его на машине, давать рулить, кормить одними печеньями и макаронами, радоваться и смеяться, когда он бьет их по мордам. И есть я. Мать. Которая вся -- спекшаяся кровь, бессонная ночь, нерв и молитва, пища и дыхание. Этот прекрасный, крепкий мальчик спит в кроватке, а хочется любоваться сквозь усталые веки, поправляя рюши на белье, одеялко, сшитые руками небесного цвета занавесочки. Ставишь в угол, болеешь, болишь. Даешь ремня, обожаешь, страдаешь, воюешь за сына. Поел -- счастье, блаженство, экстаз. Поспал -- слава тебе Боже. Ванны с травами, игрушки -- как у принца. Он уже и ругаться научился по-взрослому "Жарко, твою мать". Он уже и жалеет меня: "Я люблю тебя, сильно-сильно". Он обещает, что не обижается и улыбается в подтверждение. Я объясняю, спрашиваю: "Ты мне веришь, я ругаю тебя, потому что люблю". Переживаю и борюсь за сына, работаю с этим драгоценным алмазом денно и нощно, я, простая женщина, искренне и всесильно его любящая. Я питаю его пищей искренности, честности и правды. А не фальшивым фастфудом субботней "любви".
Эндрю Уайет. Колдовство ведьм (Witches Broom) Природа части США необыкновенно напоминает нашу родную, украинскую. И вот мы видим человека, стоящего в поле. Шел он в сторону леса, через который тропа ведет к его сельскому дому. Вдруг, земля словно вздохнула, и почудилось, будто дневной свет слегка притих. И сорвался сильный ветер. На полях сжаты колосья, дело осенью. И нет ничего особенного в той буре и сгущающихся облаках. Но отголосок далёкого времени напоминает нам, что в это время на своих колдовских шабашах собираются ведьмы и веселятся в праздник урожая. Конечно, это их колдовство вызвало ветер. Конечно, это их чарами небо стало хмурым. И житель деревни всматривается вдаль, на аскетичном лице -- мечтательный взгляд.